Фунт. История среднего шнауцера

В нашей большой семье собаки были почти всегда. Существует легенда, согласно которой к моему деду прислали из Германии в подарок кровного красного сеттера, которого потом пришлось отдать в другую семью, где собака могла использоваться по своему прямому назначению. Говорят даже, что этот кобель оставил значимый след в родословных советских собак тех времен.

Мой отец был страстным и удачливым охотником и рыбаком. Наверное, именно его отношение к собаке передалось мне по наследству. В юности у него были только охотничьи собаки, о которых мы слышали немало восторженных слов. Однако с тех пор, как моя вопиющая настойчивость повлекла за собой приобретение летом 1975 года ризеншнауцера, достоинства ни одной другой породы в нашей семье уже не могли вызвать сколь-нибудь значительный интерес.

Айка все годы своей яркой и благородной жизни была одним из наиболее почтенных членов семьи, заслужив безмерное уважение даже моего деда, того самого, который легко расстался с сеттером и всю жизнь считал, что хороший пёс должен не на выставки ходить, а в будке жить и службу нести. С момента появления Айки с садового участка перестали пропадать кустовые пионы и яблоки, а входная дверь в квартиру часто не запиралась на замок. Мудрая и могучая, преданная, надежная, исполнительная, как часовой механизм, она была любимым детищем свои двух хозяев, моих родителей, и гордостью нашей семьи. Овладевшая двумя курсами дрессировки, она стала одной из трёх лучших сук Москвы на смотрах-соревнованиях и однажды заслужила персональную похвалу за стать и характер из уст самого А.П. Мазовера. Отцу она служила напарником на ночных дежурствах по Москве и ретривером на утиной охоте, маме была помощником по хозяйству и нянькой детям на улице и на природе. Для меня она стала легендарной и идеальной служебной собакой, которая к тому же воспитала и моего самого первого цвергшнауцера... Все эти годы я до сих пор нахожусь под впечатлением ее интеллекта и индивидуальности. Не многие умнейшие собаки других лучших европейских служебных пород могут выдержать с ней сравнение:

Не было случая, чтобы Айка не оправдала нашего доверия. В точности, как и ее мать, Айкэ ф. Гешшерзитс, она была одним из тех ризеншнауцеров, после общения с которыми любой человек на всю жизнь почувствует благоговение и бесконечное уважение к собакам этой породы: Нам приходилось многие годы бывать на всех выставках в Москве и области, - конечно, мы достаточно хорошо знали собак, в полной мере были удовлетворены возможностями собак наших собственных и, так же, как и многие другие собачники в то время, навсегда выделили шнауцеров из всего, всего и всего остального.

Когда Айки не стало (она погибла в возрасте 13 лет после операции по удалению раковой опухоли), я с маниакальным упорством бросилась искать щенка той же породы: но на тринадцатом помете решила более не испытывать судьбу и, не раздумывая, принесла домой 28-дневную малышку-чернышку. Будучи собакой другого калибра, менталитета и темперамента, черный терьер вполне реализовал потребность в большой собаке, однако не в его силах оказалось восполнить чувство эмоциональной гармонии, которое, как оказалось, способен принести в наш дом только шнауцер.

Долгие годы мы мечтали о том, как когда-нибудь вновь в нашем доме будет жить большой шнауцер: Но время шло, и вот уже кажется, что последняя возможность доставить домашним счастье общения с ним упущена навсегда.

Голиаф - первый средний шнауцер, который появился в нашей семье. Мне не нравилась эта порода из-за безудержного темперамента многих собак московского разведения, - темперамента, невыгодно контрастирующего с могучей уверенностью и мудростью московских же ризеншнауцеров восьмидесятых годов.

За все годы не много интересуясь средними шнауцерами в целом (помня, собственно, лишь о родственном происхождении трёх пород), я, тем не менее, всегда восхищалась изображением трёх легендарных представителей - Инки, Фюрстом и Эпохой, фотографии которых публиковались во всех мало-мальски стоящих книгах и журналах о шнауцерах в Европе, да в самое последнее время питала симпатию и сочуствие к Жетэму, кстати, - будущему отцу Голиафа. Лишь однажды, совершенно случайно, года три назад, мне показалось, что и среди средних шнауцеров может найтись животное, которое по своим достоинствам могло бы быть сопоставимо с моими идеалами, которое могло бы оказаться нам полезным и которое бы я с удовольствием взяла под свою опеку. В финском питомнике Триксер мне пришлось одно время ухаживать за пятимесячным щенком, родившимся от собак московского происхождения. Этот шнауцер разительно отличался от финских своей высокопородностью, классностью, ярким характером и выражением классического шнауцера, что подкупало всех повидавших виды собачников. Он превратил в руины жилище заводчицы! И сразил меня наповал тем, что, по моей просьбе, с первого раза и навсегда, помимо прочего, прекратил рвать в клочья туалетную бумагу (!). Видя мою симпатию к малышу, заводчица предложила мне забрать его с собой в Россию, но альянс не сложился, так как нареченный до моего приезда в питомник хозяин щенка приложил максимум усилий, чтобы отстоять собаку себе.

По возвращении из той своей поездки я приложила некоторые усилия, чтобы лучше познакомиться с московскими собаками, после чего мне удалось из всего массива породы вычленить некую основу, которая при соблюдении необходимых условий могла бы послужить источником появления на свет собак завидного достоинства... Вот тогда и стало очевидно, что если мне и посчастливиться встретить среднего шнауцера "по душе", то произойти это может только в России. Вопрос о приобретении "в моё личное пользование" собаки более крупной, нежели цвергшнауцер, в то время встал несколько острее: Кандидатура бультерьера была в который уж раз отвергнута: Из возможных вариантов оставался один средний шнауцер... Да он и не заставил себя ждать.

Я впервые увидела Голиафа десятимесячным недопёском на выставке клуба "Арта" в декабре 1997 года и не поверила своим глазам, отметив все до последнего и самые ценные качества шнауцера в одной собаке. Это животное стало для меня явлением и заставило потерять сон и аппетит. Талантливые заводчики поймут этот особый дар предвидения, когда с первого взгляда понимаешь, что перед тобой совершенно особенная собака, которую ждет блестящее будущее, если ничто не помешает ей хотя бы частично реализовать свой потенциал.

Трудно объяснять, почему через твои руки десятки великолепных собак проходят и не оставляют в душе практически никакого следа, а о некоторых просто не можешь забыть, как и не представляешь своей жизни без них. Что это, - родство душ, угадывание с первого взгляда комфортности возможного совместного бытия? Совпадение образа жизни и мироощущения? Любовь с первого взгляда, если такое чувство вообще может иметь место в отношениях человек - животное? Умиротворение? Да какой смысл мы вообще вкладываем в понятие "моя собака"?

Не занимаясь разведением, т.е. не имея возможности самостоятельно создавать собак исходя из своих личных требований к породе, я чувствую себя простым пользователем, который ищет для своих нужд созданный кем-то другим продукт, максимально соответствующий Стандарту породы. Иногда успехи иных заводчиков радуют и воодушевляют: Возможно, только два фактора для меня тогда оказались решающими: поразительный интеллект Голиафа и его абсолютная полноценность как представителя семейства шнауцеров. Точнее будет сказать, слишком много в нем было того, что мне особенно дорого в шнауцере. Своей статью, мощью, разумностью, хладнокровием и благородством эта собака напомнила мне многих шнауцеров прошлых лет и нашего собственного ризеншнауцера, присутствия которого мне так не хватало до сих пор.

Почти через полгода после нашей первой встречи Голиаф стал моей личной собакой.

Перед тем, как насовсем забрать пса к себе, я должна была ездить к нему за город, чтобы попытаться как можно раньше найти с ним общий язык. К Фунтику относились с нежностью и особым вниманием, как к собаке с большим будущим, и нашим общим долгом было помочь ему избежать любых волнений и тем более стрессов, последствия которых пришлось бы, возможно, исправлять непростительно долго. Вот пример выращивания собаки в хорошем питомнике: Фунтик достался мне превосходно выращенным физически и с абсолютно непопорченной психикой, как кусок доброкачественной глины, из которой мастер впоследствии лепит настоящее произведение искусства.

Со второго моего визита Фунтик ясно дал понять, что уже выделил мою персону из числа всех остальных представителей сообщества двуногих. Он был глубоко несчастлив без принадлежащего только лишь ему хозяина, в служении которому и виделся ему смысл жизни собачьей. Однажды почувствовав к себе особое отношение, он, как и многие другие собаки питомников, был готов на всё ради общения с человеком, которому он оказался небезразличен.

  Как щенок, выросший в загородном питомнике, он не знал ни людей, ни языка общения с ними, ни прелестей цивилизации вообще. В компании себе подобных он, самоуверенный кобель, привык решать самостоятельно все свои проблемы, отстаивая право на жизнь, хлеб и своё место под солнцем. С людьми по природе своей он был интеллигентен, но неловок, как Мартин Иден в общении с сильными мира сего. Впервые оказавшись со мной в центре большого города на Пушкинской площади, да еще в подземелье перехода через Тверскую, он с удивлением и восторгом взирал снизу вверх на "пестрый людской муравейник" и приходил в тот самый щенячий восторг, если ему всё-таки удавалось подцепить затоптанный бычок или скомканную бумажку из-под "Сникерс". Он не понимал, почему его наказывали за попытки каждый раз слопать грязную горбушку, пройти мимо которой ему не позволяла его животная сознательность.  

Только за две недели он с изящной легкостью обучился хорошим манерам квартирной собаки, перестал сбивать со стола съестное, ломиться в холодильник, писать на диван, обшаривать мусорное ведро, раскупоривать лак для волос, грызть мебель, уничтожать обувь, вскакивать на постель, рвать поводок из моих рук, спускаясь по лестнице, и совершать тысячи мелких проступков, которые домашней собаке и в голову не пришло бы делать. В съемной квартире, куда мы вскоре переехали с двумя старшими кобелями-цвергшнауцерами, он почувствовал себя хозяином и принялся было лаять на каждый шорох, как и подобает среднестатистическому московскому шнауцеру, но со второго объяснения принял к сведению, что много лаять - такая же дурная манера, как и писать на диван. С тех пор ограничился внятным и исчерпывающим для солидной собаки гав--гав--гав. Фунт оказался настолько великодушен, что относился совершенно спокойно к попыткам моих цвергшнауцеров грубо попрекать его хотя бы за каждый шумный вздох. И тем не менее, на то, чтобы, не опасаясь трагедии, оставить всех трех строгих кобелей разного веса и возраста одних, не запертых по клеткам, на целый день в одной комнате, у нас ушло всего четыре месяца.

Фунт удивлял меня в хорошем смысле своим незаурядным интеллектом и сознательным поведением довольно часто. Не смотря на все трудности привыкания всех нас друг к другу, мне ни разу не пришло в голову с ним расстаться. Мои цвергшнауцеры приобрели восторженного поклонника, нежного друга и надежнейшего защитника, а я - решительно всё, на что рассчитывала, принимая решение взять в дом среднего шнауцера.

Голиаф никогда не был безупречным псом (да и сейчас у него осталась парочка недостатков поведения, с которыми я по лености просто смирилась. Nobody is perfect!). Он достался мне идеально выращенным, но абсолютно не воспитанным для жизни в городской квартире, да еще в компании со взрослыми мелкими собаками. Он был изолирован от общения с людьми и не признавал никаких авторитетов, кроме себя самого. Нужно было каждую минуту избегать любого, самого ничтожного конфликта между всеми моими псами. Конечно, воспитывать из хитрого детдомовца преданного и надежного друга всегда трудно. Однако у меня не было никаких сомнений, что из этого упрямого недопёска можно сделать очень хорошую собаку и для души, и для работы, и для спорта, и для выставок.

Собственно, каждый новый день приносил новые и радостные достижения: Фунт становился всё более внимательным и послушным, более аккуратным и сноровистым. Он привыкал к своей новой жизни и страшно боялся, что в один проклятый день всё это - хозяйка, квартира, его новый самый близкий друг Димка, свобода, прогулки и поездки, - вдруг навсегда исчезнет. Он постепенно стал получать удовольствие от подчинения хозяину. Как истинный шнауцер, он внимательно оценивал себя в любой ситуации и не шел на компромисс, если был категорически не согласен с моим мнением, но, приняв его, он с немецкой аккуратностью исполнял любые приказы. Он долгое время наотрез отказывался прыгать в ванную, чтобы я могла сполоснуть ему ноги после гуляния, мотивируя это неизвестно чем, пока в один момент прыжок не стал нормой. Приехав на месяц в Финляндию, Фунт, не смотря на постоянные уговоры, ни разу (!) не пришел спать в постель и (единственный из четырех собак) проводил ночи на коврике у кровати моих друзей, так как я, хозяйка, в своё время не позволила ему подниматься выше:

Фунт аккуратно и уверенно вписался в нашу команду собак и людей и, по мере того, как корректировалось его поведение и шлифовались манеры, практически переставал создавать вокруг себя проблемы. В совершенно разных ситуациях он демонстрировал высокие способности к обучению, внимательность, интеллектуальную пластичность и эмоциональность. Без специальной дрессировки частично нашли применение многие его служебные качества (например, инстинкт охраны, склонность к апортированию, недоверчивость и в других случаях лояльность по отношению к посторонним и др.). Из языка нашего общения навсегда исчезли окрики, рывки поводком и тем более побои. Фунт стал превосходной собакой-компаньоном, готовым всегда и в любых условиях следовать за своим хозяином и быть ему полезным.

Конечно, с переездом в мой дом ему была уготована судьба стать собакой и для выставок. Как же приятно мне было появиться на важной зарубежной выставке с русским шнауцером, который в полном смысле слова иной раз был способен заставить любого знатока замереть от восторга и на мгновение потерять дар речи, а потом вдруг разразиться фонтаном бессвязных восклицаний на финском, немецком, английском, итальянском, французском и Бог его знает, каком еще языке! На вопрос, ОТКУДА же мог возникнуть ТАКОЙ шнауцер, мне снова и снова приходится отвечать, - из России. Банально, но факт: иногда, натыкаясь на улицах Москвы глазами на набивший оскомину слоган Михалкова, я могла ощутить в себе гордость за наших заводчиков, благодаря которым Голиаф появился на свет. Помните? "Он русский, - это многое объясняет". Да. Так и есть.

Выставки: Иногда - восторг от блестящей победы, бывало - горечь из-за некомпетентной экспертизы, часто - досада на себя самоё: не всё было сделано для того, чтобы доказать полное превосходство. Всё бывало. Всё еще будет.

Как выставочная собака, Фунт с самого начала был испорчен длительной тряской ездой в накуренной машине, где ему немедленно становилось очень плохо, после чего о любом настроении в ринге не могло быть и речи. На выставке его даже не тянуло к общению с другими собаками, - он просто весь день терпеливо ждал неотвратимой обратной дороги в той же машине. Собственно, именно в таком понуром состоянии он и пребывал, когда мы встретились. Он даже не подозревал, сколько всего интересного может быть связано с поездкой или походом на выставку! На самом деле в один миг весь мир вокруг него заиграл красками, и, однажды став собакой ХОЗЯЙСКОЙ, он легко пересмотрел свои взгляды на жизнь. Как пёс хладнокровный и думающий, он тем не менее продолжает считать многое на выставке пустой суетой, не требующей особого внимания.

На любых выставках Голиаф приковывает к себе внимание. Не будучи ни в коей мере "собакой для любого эксперта", он тем не менее довольно часто одерживает победы. С февраля 1998 по сентябрь 1999 года он проиграл свой класс только шесть раз, приняв в возрасте от 14 месяцев до двух с половиной лет участие в 27 выставках всех рангов в России, Латвии, Финляндии, Австрии и Венгрии. В Москве, став лучшим в породе всего 7 раз, он из них 6 раз входил в расстановку конкурса Лучший в группе и дважды стал лучшей собакой выставки среди всех пород. Выходить с ним в ринг приятно и почетно: как ездить на дорогой вышколенной чистокровке, право управлять которой следует заслужить.

Что есть для меня Голиаф помимо того, что он просто моя собака? Квинтэссенция достоинств шнауцера "на все времена". Классика! Редкий на сегодняшний день тип. Крепость конституции. Компактность и балланс сложения. Яркий кобелиный тип, монументальная стойка, редкая крепость костяка, совершенный корпус и фантастическая грудная клетка, точёная голова. Быстрый, внимательный и уверенный взгляд, настороженные кромки ушей, сильная посадка объемной шеи, всегда безупречно точный верх, уверенный хвост, плавный выброс и толчок конечностей, могучая сила и кошачья пластика в эластичных движениях, координированность неуловимого прыжка, осознанная исполнительность, подчеркнутая уравновешенность психики, вышколенность шерсти, роскошь классического перца и соли: По характеру Голиаф - собака самоуверенная и бравая. Ровно настолько, насколько в идеале это вообще характерно для шнауцера.  

Точное строение корпуса и превосходный двигательный аппарат, как и поведение Голиафа, всегда очень рационально сберегающего силы, позволяют ему изумлять меня своей выносливостью. Фунт способен без малейших признаков усталости часами рысью вспахивать рыхлый песок на дюнах Рижского взморья, или размеренно наматывать километры по пыльным расплавленным тротуарам Москвы в тридцатиградусную жару, или многими сутками добираться до очередной выставки всеми видами транспорта, или после длительного рингового сравнения в движении застыть в своей фирменной стойке, с закрытой пастью. Действительно, ему многое дано как собаке для выставок. Приятно, что некоторые знатоки породы в мировом масштабе оценивают его столь же высоко, как и я.

И всё-таки выставки для нас - не главное, хотя показывать такого шнауцера хочется снова и снова. Я счастлива, что могу сама ухаживать за Голиафом, предоставлять ему те условия жизни, которые он заслуживает. Общение с ним - вот роскошь, которую я смогла себе позволить. Мне интересно было бы в будущем заняться с ним серьезной дрессировкой (попробовать IPO, например) и продолжить аджилити (спорт на результат при моей занятости невозможно совмещать с большой выставочной карьерой). Хочется искать всё новые варианты применения его способностей. А сам он, мне кажется, страшно доволен, что ему так повезло в этой жизни и он стал моей собакой.

Он сам поднял свою планку до уровня ризеншнауцера, по праву самого мудрого и справедливого среди всех шнауцеров, живших за 24 года в нашем доме. Это не означает, что все наши многочисленные цвергшнауцеры в чём-то слишком уступают более крупным по росту собакам. Просто на большую ложится больше ответственности - за себя, за свою стаю, за хозяина, его семью и его имущество. Фунт, в точности как в былые годы и Айка, в полной мере осознает свое важное место в жизни каждого из нашей семьи и с присущей ему рассудительностью и благородством справляется со всеми своими обязанностями. Чего же еще можно желать владельцу этой собаки?

Поздно вечером, когда особенно слышен стук дождя за окном, Фунт неторопливо совершит свой обычный обход квартиры, бросит на меня покровительственный взгляд, убедится, что все уже спят, шумно выдохнет воздух и широко распластается, как асфальтовая пантера, посредине ковра. Здесь он - хозяин. Он - дома. И он - счастлив .

Специально для журнала "Шнауцер сегодня"