Канюк (Buteo buteo)

После десятка таких маневров канюк с метровым размахом крыльев уже еле различима в поднебесье. Там, по-соколиному подтянув крылья к корпусу, сократив их площадь втрое или вчетверо и уменьшив лобовое сопротивление, канюк, как с горки, стремительно несется к цели. Силы собственной тяжести достаточно, чтобы преодолеть ветер. Потеряв запас высоты, он так же просто повторяет подъем, уходя совсем за пределы видимости и теряясь среди белых громад облаков.

Так что птицы за много тысячелетий до авиаконструкторов открыли преимущества изменения площади крыла в скользящем и планирующем полете.

Один из лучших парителей поднебесья, сарыч уверенно чувствует себя и под пологом довольно густого леса, легко, маневренно, почти по-ястребиному летая между стволами и без замешательства выбирая нужную дорогу. В поисковом, охотничьем полете нередко зависает в воздухе, часто и мелко взмахивая крыльями, как бы вибрируя ими. Так зависают, выбирая удобный момент для броска на добычу, пустельга, змееяд, сорокопут... А в ветреные дни канюк как бы плавает вдоль плотных и высоких лесополос, дорожных насыпей и длинных дамб, заботясь лишь о том, чтобы скорость его падения была не выше скорости встречной воздушной волны.

Раз в году сарычи, не скрывая своего восторга, отдаются подоблачным играм, выбирая для них самые погожие дни весны. Эти игры и просты, и красивы. В них птичья пара словно забывает о своей степенности и отдается неподобающему их рангу веселью, то плавно кружа на огромной высоте, то пикируя оттуда крыло в крыло, да еще с какими-нибудь вывертами.

Сарыч и все другие канюки известны как заядлые мышеловы. От "урожая" мелких грызунов прежде всего зависит благополучие их потомства, да и собственное - тоже в немалой степени. Весной не опаздывают они к речным разливам, когда половодье выживает из нор всех четвероногих и шестиногих обитателей поймы. Ловят они на плаву крупных медведок. Бедствующих водяных полевок в эту пору хоть руками бери, и сытые канюки сидят на прибрежных ольхах и ветлах, словно забыв, зачем прилетели.

Почти вся добыча этой птицы бегает, скачет, ползает по земле: мыши, суслики, полевки, ящерицы, змеи, лягушки, жуки, кобылки, птенцы тех птиц, которые гнездятся на земле. На лету никого не ловит. Но иногда заглядывает в гнезда своих соседей на деревьях и таскает из них беззащитных птенцов. Мясной корм нужен главным образом для того, чтобы вырастить здоровое потомство. А когда заботы о птенцах отходят, можно видеть как солидный с виду хищник так увлеченно бегает по дорожной обочине за разными саранчуками, что не взлетает даже от проносящихся мимо автомобилей. По утренней прохладе, пока у прыгучих кобылок и коников нет дневной прыти, он так набивает ими зоб, что и в полете издали видно, как оттопыривается на шее перо.

Некоторые, подобно коршуну, с середины лета переходят от полевой охоты к патрулированию больших дорог, обратив в свою пользу рост автомобилизма. С началом уборки хлебов к дорогам слетаются из деревень ватажки воробьев клевать просыпанное зерно, и много воробьиного молодняка гибнет, сталкиваясь с автомобилями. Сбивают автомашины зазевавшихся голубей и грачат-слетков, на мостах и дамбах - трясогузок, скворцов и крачек, у придорожных обрывчиков и карьеров - береговушек. Одних - днем при солнце, других - ночью, ослепляя светом фар. Стрекоз много гибнет - тоже корм. И сарычи не отказываются от даровой добычи, не уступая право выбора сорокам и воронам. Кажется, что некоторые даже присматривают со столбов за воробьиными стайками и ждут, когда те полетят перед машиной, пересекая ей путь.

Птенцы канюка

Сарыч - хищник. Но если бы не клюв крючком, не круто загнутые и острые, как заточенные, когти, его облик был бы совсем не хищный. И взгляд карих глаз у него вовсе не суровый, а скорее внимательно-строгий. Голос - просящий или мяукающий полусвист-полукрик: будто и впрямь канючит у кого-то, выпрашивает без угрозы, но с жалобой. Не очень благозвучно, не сравнить с извинительно-вежливым свистом коршуна или с мягким "юлиным" призывом орла-карлика. Я не слышал, чтобы в наших краях сарычу подражали скворцы, которые охотно и чуть ли не поголовно передразнивают коршуна.

С лесными хищными птицами канюк уживается довольно мирно, почти добрососедски, считая их членами своего клана. Да и те придерживаются тех же правил. В урочище Кочетов лог, пока туда не пришли лесорубы, несколько лет кряду гнездились тетеревятник, орел-карлик, канюк, коршун и ворон. По утрам с одной сечи-просеки слышалось, как на своих участках гикал ястреб, мяукал сарыч, крукал ворон, свистели орел и коршун, словно приветствовали друг друга: "Мы одной крови". А канюк и тетеревятник дважды обменивались гнездами, между которыми по прямой было менее ста шагов.

...Улетают канюки. Жили семьями, улетают стаями, в которых много бывалых, знающих и дорогу, и места безопасных остановок на ней. Поближе к закату с высоты долго и внимательно осматривают место предстоящей ночевки, а потом падают с неба, прячась в еще густых кронах высоких деревьев. А некоторые, словно бдительные сторожа, опускаются на высокие скирды, столбы.

И еще одно в похвалу канюку: при искусственном разведении хищных птиц, занесенных в Красные книги, он проявил себя как прекрасный воспитатель чужих птенцов. Даже орлят. Как горихвостка или камышевка выращивают подкидыша-кукушонка, так и семья канюков охотно принимает белопухого могильника вместо двух-трех своих. И справляется.

Кандидат биологических наук Л. Семаго (г. Воронеж), журнал "Наука и жизнь" (http://nauka.relis.ru/)