Славка-завирушка (Sylvia curruca)

Большинство горожан на вопрос "Какие птицы живут в наших городах?" дадут примерно такой ответ: голуби, воробьи, синицы, вороны (то есть галки и грачи). Человек, знающий птиц получше, назовет еще с полсотни постоянных и временных наших соседей. А на весеннем пролете кого только тут не бывает! Воздушное пространство больших и малых городов открыто для всех, и в нем видны и слышны гусиные косяки, журавлиные клинья, стайки чибисов и золотистых щурок, чаек.

О прилете первых поднебесных певцов - полевых жаворонков - узнаешь именно в городе. Ночами о провода, о ванты вышек разбиваются козодои, перепела, варакушки. В садах и скверах останавливаются отдохнуть и подкормиться многие лесные певцы. И все больше становится таких, которые перестают предпочитать дикую природу городской среде.

Не последним присоседился к человеку маленький мельничек. Это одно из названий и, пожалуй, самое подходящее для довольно широко распространенной птицы, которая по-книжному называется славка-завирушка. На настоящую завирушку она не похожа ни обликом, ни поведением, ни строением гнезда, ни голосом. Народных названий у мельничка и на других языках достаточно, да и само-то слово "мельничек" не отечественного происхождения, а буквальный перевод с немецкого. Местами известен он как подкрапивник, говорунчик и даже птенчик-бубенчик. Последнее, наверное, за его звучную и отчетливую трель, призывно-позывную часть его весенней песни. Немцы сравнивают ее со стуком миниатюрного мельничного колеса: эдакое отчетливое тарахтение, слышное в безветренную погоду шагов за сто. А шагов с тридцати слух улавливает торопливый журчащий говорок, тихое, непонятное щебетание, в котором иногда проскакивают чужие голоса. Это очень похоже на разговор с самим собой, когда все ладится и хорошее настроение. И совсем близко можно услышать полусвист-полуписк "ци-ци-ци-ци-ци...". При этом возникает какой-то слуховой обман: птица скачет по веткам перед тобой, а циканье слышится сзади, будто там чему-то удивляется любопытный сосед.

Голос, пение. Славка завирушка (Sylvia curruca) - 62Kb

Казалось бы, что жизнь таких маленьких птиц проста и понятна: прилетели самцы, заняли участки, дождались самок, и счастливчики обзавелись семьями. Гнездо, птенцы, а там и в обратный путь - снова свободные и беззаботные. Но оказалось, что семейное и родительское поведение славок-завирушек не вмещается в столь простое объяснение; что непрочность брачных уз является почти правилом; что попытки разрушить чужую семью не так уж редки.  

Весной славки-завирушки прилетают чуть раньше соловьев, когда быстро густеет зеленая дымка березняков, то есть почти по календарю, а не по погоде. Самцы занимают участки: кто - впервые, кто восстанавливает права на владение прошлого года, - и без спешки начинают строить гнезда. А дальше - у кого как получится.  

Самец не скрытничает при строительстве гнезда. Достаточно в разгар его токования последить за ним хотя бы полчаса, и он сам покажет, где выбрал место - юркнет в куст с былинкой в клюве. А один даже открыто принял ненавязчивую помощь. Он работал не очень прилежно, отводя пению больше времени и усердия, но брал не все что попало, что лежит поближе. Тогда я расчистил возле его куста еще не засеянную грядку и, как на прилавке, разложил на ней немного размочаленного лыка, тонкие малиновые корешки, суровые нитки трех цветов, шерстяную пряжу, нарезанную по длине лошадиной гривы рыболовную леску-жилку (с конским волосом теперь и в деревне туго), разноцветные птичьи перышки, клочок кошачьего пуха и что-то еще. Самец быстро разобрался в этом изобилии стройматериалов и унес в куст только несколько корешков.

А когда появилась самка, она взяла для окончательной отделки лишь темную синтетическую нить да несколько обрывков самой тонкой жилки. Внутренняя часть гнезда из корешков и жилки (это вместо конского волоса) оказалась прочнее наружной стенки: она не размокала от частых дождей, не осела за сырую зиму. В апреле я снял не потерявшее форму гнездо в надежде, что новое будет свито там же. У славок-завирушек прекрасная память не только на местность в целом, но и на мелочи, и не раз я находил их гнезда годами в одной и той же развилке. Сомнений, что они сделаны одной и той же птицей, не было, хотя никаких специальных меток или колец хозяева не имели.  

Гнездо было готово, хотя материала оставалось еще на десяток построек. Снизу оно просвечивало решето-решетом, но уж таков стиль всех славок. Заложено оно было в кустике голубой жимолости, и самец, пока был холостяком, склевал все ягоды, поспевшие к этому времени, а на сладкую мелкоплодную землянику не обратил внимания.

Принято считать, что поведение животных одного вида довольно шаблонно, а отклонения от стереотипа незначительны и определяются лишь резкими изменениями внешних обстоятельств. Однако у птиц при строительстве гнезд нередко выявляются такие способности, что приходится признавать их незаурядную сообразительность и находчивость. Это подтвердил один из множества самцов, начавший вить гнездо не в густой сирени, не в старом крыжовнике, на котором было колючек больше, чем листьев, а в повешенном на заборе мотке ржавой звероводческой сетки. Он нашел лазейку внутрь мотка и стал носить туда былинки, корешки, мочало, ежеминутно стрекоча свой холостяцкий призыв.

У его сородичей семейные пары только-только складывались, и свободных самок в садах было достаточно, да и запоздавшие подлетали. Нельзя сказать, что у изобретательного самца не было отбоя от желающих жить совместно: одна-две самки ежедневно интересовались его недвижимостью, но не оставались с ним, видимо, не надеясь на надежность укрытия. И ошибались, не доверяя этому оригиналу. Гнездо было на виду, но ни одна кошка не смогла бы дотянуться до него лапой. Сорока несколько раз присаживалась на забор, перескакивала на моток, внимательно разглядывая почти готовое гнездышко, но скоро потеряла к нему интерес, поняв, что если и будут в нем яйца и птенцы, то ей все равно не достанутся. Одна из самок все-таки решилась остаться и уже ревностно отгоняла других претенденток, но сорочье любопытство отпугнуло ее и разрушило еще неокрепшую семью.