Спору нет, помещение, в котором углы обвешаны паутиной, производит впечатление запущенного. Кто станет винить хозяйку за то, что она, убирая, снимает паутину? Но обязательно ли всюду уничтожать гнезда пауков: перед окнами, на веранде, в кронах садовых деревьев? И всех ли прядильщиков паутины следует истреблять?
Говорят, это жестокие создания. Как, должно быть, ужасно для мухи чувствовать себя заживо пожираемой! Но я не знаю, что мучительнее - смерть в паутине, гибель в желудке ласточки или агония в липких тенетах мушиного грибка «Empusa muscae». Пожалуй, позволительно вообще усомниться - присуще ли насекомым чувство, сравнимое с нашим страданием.
Рыжий таракан, поранив ножку при линьке, охотно сам сосет вытекающую из раны кровь и часто, не ограничиваясь слизанной каплей, вгрызается в собственную плоть. Если тело пчелы, пока она сосет подсахаренную воду, аккуратно и быстро разрезать острыми ножницами надвое, она и не прервет свою трапезу. Больше того, в этом случае удовольствие от приема пищи, если только насекомому дано испытывать удовольствие, намного продлится: пчеле теперь никак не удастся заполнить свой зобик кормом. Все, что она всасывает хоботком, тут же тонкой сахаристой струйкой истекает сзади из разреза. Вскоре пчела оказывается посреди целой лужицы сладкого сока. Наконец, измученная беспрерывным сосанием, она валится с ног. Выходит, рассеченный пополам сказочный конь, выдуманный бароном Мюнхаузеном, может существовать в мире насекомых как нечто реальное.
Вряд ли это было бы возможно, если бы насекомые испытывали боль. Совсем иное - попавший в когтистые лапки кошки птенец. Мучения его очевидны, и наши соболезнование и помощь вполне оправданны и обоснованны. Но жалеть муху, попавшую в тенета паука, значит проявлять чрезмерную чувствительность. Предоставим же паукам в той мере, в какой это не нарушает домашнего порядка, делать то, что им положено природой, а сами присмотримся к ним поближе.
О пауках вообще
Прежде всего предупредим: паук - не насекомое. Паукообразные и насекомые связаны между собой родством, но представляют разные группы животных. Вместе с многоножками и ракообразными они образуют тип членистоногих. Из их числа лишь насекомые - счастливые обладатели крыльев. Впрочем, встречаются, как мы знаем, и бескрылые насекомые - блоха, клоп, чешуйница. Но отсутствие крыльев еще не может служить достоверным признаком для окончательного определения систематической группы, к какой относится животное. Зато по числу ножек сразу можно разобраться, с кем именно имеешь дело: у насекомых ножек шесть, у паукообразных - восемь. Правда, нет нужды считать ножки, чтобы отличить, например, паука-крестовика от навозных жуков... Но ведь существуют пауки самых различных форм: их описано много тысяч. Конечно, насекомых известно куда больше - уже зарегистрированы несколько сот тысяч видов. (По мнению многих сведущих специалистов число видов насекомых превышает миллион, а некоторые насчитывают и много больше.) Но и пауков отнюдь не мало, иной раз даже очень опытному специалисту приходится подсчитывать, сколько у животного ножек, прежде чем вынести свое суждение. Все это верно и в отношении крошечных, как правило, клещей, которых тоже можно считать паукообразными.
Весьма подходят под общепринятое представление о пауках так называемые сенокосцы; немцы их называют портными или сапожниками. Их округлое тело упруго поддерживается восемью непомерно длинными угловатыми ножками. Выбегая, как на ходулях, на стол или появляясь на полу, они часто расплачиваются жизнью за свою устрашающую внешность. Между тем эти животные вполне безобидны. Они питаются только мертвыми насекомыми и гниющими остатками растений.
Настоящие, истинные пауки несут в своем брюшке крупные железы. Выделяемая ими тонкая шелковая нить быстро застывает на воздухе и всем знакома как паутина. Шелковыделительными железами обладают гусеницы и личинки многих насекомых. У них нить всегда выходит из ротового отверстия. Это знают все, кому доводилось наблюдать гусеницу, занятую сооружением своего куколочного домика. У пауков же паутинные железы открываются на вершинах бородавок, а бородавки сосредоточены па самом конце брюшка.
Пауки используют свою нить разнообразными способами. Далеко не все сооружают ловчие гнезда. Маленькие пауки-скакуны промышляют беспорядочным разбоем. Их случается видеть в траве, на бревнах или вдоль стен, где они, поджидая жертву, делают шаг-другой то в одну, то в другую сторону и восемью махонькими, но зоркими глазами выслеживают мух. Когда она замечена, скакун обрушивается на нее, совершая смелый, хорошо рассчитанный прыжок. Ядовитым укусом он убивает добычу и тотчас же принимается поедать ее. Кое-как сотканное гнездо служит этим паукам убежищем на ночь, позже здесь будут отложены яйца, и мать не поленится их охранять.
Крупные пауки-волки тоже рыщут по своей охотничьей территории. Их множество на каменистых берегах озер и рек. Для своих яиц они сплетают кокон, который носят под брюшком и, если обстоятельства этого требуют, защищают его. Как только молодь покидает скрытую под брюшком шелковую колыбель, дети все, сколько их есть, вскарабкиваются на спину матери и в течение какого-то срока не покидают ее, оставаясь под родительской защитой.
Пауки-крабы устраиваются удобнее. Неподвижные, таятся они с оружием наготове в венчиках цветков. Стоит опуститься на цветок насекомому, которое собралось подкрепиться нектаром, паук из засады молниеносно набрасывается на добычу, и искатель сладкого, вместо того чтобы окунуть хоботок в медовый источник, получает в спину порцию паучьего яда. Эти пауки осмеливаются нападать и на медоносных пчел, и на бабочек, которые по размеру тела в несколько раз превосходят их. Многие, используя свои прядильные способности, сооружают шелковую крышу, убежище на случай дождя. Часто они вплетают в навес листья, и кров становится довольно прочным. Взрослые пауки-крабы оседлы, проявляют склонность к постоянному месту жительства, зато в ранней молодости они завзятые бродяги. Но эти и во время своих путешествий ничуть не изматывают себя.
Едва только ясный осенний день обещает спокойную прогулку, молодой паучишка взбирается на возвышенное место, скажем, жердь в заборе или стебель травинки. Тут он изо всех сил вздергивает кверху конец брюшка и выпускает из него шелковую нить, затем одновременно отрывает от опоры все свои восемь ножек и повисает на только что поднятом шелковом парусе. Малейшее дуновение ветра переносит крошку-воздухоплавателя иной раз на довольно значительное расстояние.
Обычно к концу лета подрастает уйма паучьей молоди. Кроме того, этим дешевым способом перемены места пользуются многие виды. Не удивительно, что всевозможные паучьи парусники, летающие в это время по воле ветра, частенько попадаются на глаза. Проницательный наблюдатель безошибочно приходит к выводу, что наступила пора, именуемая почему-то «бабьим летом».
Но изобретательнее всего применяют шелк паучьей нити паук-крестовик и домовый паук (Tegenaria domestica) - два вида, которые чаще всего встречаются в человеческом жилье и которые строят совершенно различные гнезда - ловушки для дичи.
Паук в своем гнезде
У крестовика (Araneus diadematus) паутина служит одновременно и обиталищем и ловушкой для дичи. Нам его жилище может казаться роскошным: ведь оно сооружено из чистого шелка. Для паука же, который сам этот щелк выделяет, он не представляет ценной материи. Кому доводилось хоть раз видеть объем шелковыделительных желез в задней части брюшка пауков, тот легко сообразит, что недостатка в шелке они не испытывают. И это очень важно - без шелка паутины нет жизни для паука.
Паутина должна быть липкой для мошкары, которая в нее попадает. Но для паука паутина отнюдь не липкая. Мы это видим, когда какой-нибудь полный жизни крестовик энергично пробирается вдоль канатов и петель своего дома. Вообразите себе только: пол в нашей квартире выложен липучкой для ловли мух, а нам это нисколько не мешает передвигаться!
Дело в том, что гнездо сооружается из двух сортов нити. Середина сетки - собственно обиталище паука - сплетается из сухих нитей. Здесь паук проводит, как правило, все время. От этой сторожевой вышки к внешней рамке гнезда лучами, радиусами расходятся другие, тоже сухие нити. На них, между срединной частью и внешней рамкой, натянута ловчая спираль. Она-то и сплетается из клейкой нити, выделяемой специальными железами.
Когда паук перемещается в паутине, он цепляется ножками только за сухие нити и ловко избегает соприкосновения с клейкими. Этому способствуют два обстоятельства. Во-первых, окончания ножек паука оснащены высокочувствительным аппаратом из маленьких зубчатых коготков и жестких волосков, с помощью которых он надежно опирается о тонкие нити паутины. Во-вторых, это можно заметить, присмотревшись внимательнее, - плоскость паутины расположена в пространстве не строго отвесно, но всегда чуть наискосок, с небольшим уклоном. Паук же находится на нижней поверхности плетения и перемещается на весу, благодаря чему и избегает прикосновений, которые приклеили бы его или запутали в сетке, предназначенной для ловли добычи.
Иногда паук-крестовик ведет наблюдение не из средней части паутины, а с края, где в таком случае выстроен как бы шалаш из листьев, оплетенных шелком. Но и отсюда паук постоянно поддерживает связь со всеми частями паутины. Связь действует безотказно. Паук не упустит мгновения, когда в сеть попалась дичь. Даже находясь в укрытии сбоку, крестовик всегда держит одну из ножек на сигнальной нити, специально для того сплетенной. И пока паутина неподвижна, паук может спокойно дремать.
Как паук схватывает добычу?
Может показаться странным, что пауку-крестовику приходится пользоваться еще и осязанием, без которого все его восемь глаз ничего не сообщат ему о мухе, попавшей в сеть. И, тем не менее, это так! Органы зрения развиты у крестовика гораздо слабее, чем у пауков-скакунов. Крестовик отчетливо воспринимает только направление, откуда падает свет. Глаза служат ему лишь для общей ориентировки в его маленьком жизненном пространстве. Даже вконец изголодавшийся паук не замечает мухи, если та барахтается совсем рядом, но не касается паутины: он не знает муху в «лицо».
Рассказывая о предметах, мы говорим прежде всего о том, как они выглядят. Для нас главным, ведущим чувством восприятия служит зрение. У слепых осязание развивается сильнее. До поразительного совершенства доводят свое осязание редкие несчастливцы, которые одновременно и слепы, и глухи, и немы, как знаменитая Елена Келлер (американская писательница и исследователь, много лет возглавлявшая институт слепоглухонемых.) Пауки, ткущие сеть, пользуются именно осязанием. Обладай они даром речи, они говорили бы не о том, как выглядит то или другое насекомое, но, наверное, о том, какие оно вызывает колебания, как оно бьется в паутине, каково на ощупь.
Нужна некоторая доля фантазии, чтобы поставить себя на место существа, воспринимающего сведения из внешнего мира через осязание. О том, что в ловушку попалась добыча, пауку сообщает дрожь паутинной оснастки. О том, сколько весит дичь, пауку скажет натяжение нитей. Место, где висит добыча, паук тоже определяет на ощупь; но бывает, дичь притаилась, неподвижна, тогда паук, оставаясь на своем наблюдательном посту в центре паутины, последовательно, один за другим, перебирает все радиусы сети, пока не обнаружит нагруженный участок. Чуткость и редкостное мастерство, с какими паук «концами пальцев» способен воспринимать информацию извне, позволяют ему с поразительной быстротой находить заслуживающее внимания место.
Если в сети запуталась беспокойная муха, паук первым делом устремляется к ней, словно хочет удостовериться, действительно ли это стоящая добыча. Откладывать такую проверку паук не будет. Хотя клейкие ловчие нити сильно затрудняют побег, вполне возможно, что бьющееся в западне насекомое вырвется на свободу прежде, чем паук его обнаружит. Если же строитель паутины не опоздал к месту происшествия, он сразу изливает на жертву поток свежих шелковых нитей. Ловко движутся восемь ножек, пеленая добычу так быстро, что через самое короткое время она становится совершенно беспомощной и беззащитной. Между тем паук успевает несколько раз укусить муху острой верхней челюстью, в которую открывается проток ядовитой железы. Проходит всего несколько минут, и яд убивает муху. Теперь хищник не спеша разрывает паутину, убирает дичь из сетей и переносит добычу поближе к наблюдательному посту. Здесь он подвешивает ее на короткой нити, а сам принимается чистить свои челюсти и лапки на случай, если в паутину попадется новая муха. Ну, а пока ее нет, он принимается завтракать. Пауки едят несколько необычно.
Представляете себе: вместо того чтобы надбить скорлупу сваренного яйца, затем частично облупить его и, наконец, ложечкой вычерпать содержимое, мы бы стали вдруг надкусывать яйцо, впрыскивать в него желудочный сок, затем ждать, пока белок и желток под действием соков растворятся и станут настолько жидкими, что их можно выпить. Однако именно так действует паук. Он изливает в жертву растворяющие ее соки и, после того как добыча станет жидкой, выпивает вместе с собственным желудочным соком все, что недавно еще было мухой. Чередуя разжижение и всасывание, паук за несколько часов переваривает мышцы и потроха мухи. Остаются лишь не поддающиеся желудочным сокам сухие остатки хитиновой оболочки. Паук в конце концов выбрасывает их.
Бывает удачный день, когда паук поймал мух больше, чем способен съесть. В таком случае упакованные в паутинный шелк пакеты остаются подвешенными, как в кладовке с продуктами. Редко случается, чтобы сытый паук из милости вдруг отпустил своего пленника. Только если в сеть попался слишком крупный шмель или другое чересчур сильное насекомое, забота о сохранности паутины может взять верх даже над голодом и прожорливостью. Тогда быстрыми рывками рассечены нити, удерживающие дичь, и счастливцу предоставляется свобода, а паук принимается чинить поврежденное место. Конечно, это дело трудное, но все же небольшая починка проще, чем восстановление всего гнезда. А ведь тот же шмель мог полностью разрушить паутину!
Обманутый паук
За 400 лет до нашего летосчисления жил в Греции художник по имени Зевксис. Сохранилось предание, будто он так мастерски владел кистью, что нарисованные им гроздья винограда приманивали к себе птиц, и те слетались клевать изображения ягод. Но пауков не обманут никакие картины, даже Зевксиса. Мы знаем: внешний вид мухи ничего не говорит ему. Зато стоит потрясти паутину так, будто это бьется попавшее в западню насекомое, и паук сразу устремляется к потревоженному участку.
А что будет, если, начав трясти паутину хотя бы зубцом вилки, дождаться, когда паук кинется к месту, откуда исходит сотрясение, а потом вилку убрать и на то же место бросить комочек бумаги? Тут мы станем свидетелями того, как паук набрасывается на бумажный шарик. На этом, однако, его ошибка и кончается: паук не делает попыток сожрать бумажку. Наоборот, быстро ее обследовав, он перерезает нити, на которых висит груз, и затем выбрасывает это несъедобное блюдо вон. Как только удалось пауку - ведь он почти слеп - распознать, что это был обман?
Малый вес ложной приманки не мог ему ничего сказать. Это становится ясно, как только мы заменим комочек бумаги сухим клеевым шариком, который весит ровно столько же, сколько и муха. Крестовик, подбежав к клеевому шарику, не тронет его. Зато если бросить в паутину шарик хоть и бумажный, но пропитанный разведенным водой настоем из раздавленных мух, паук примет такое угощение так, будто это самая настоящая муха. Он бросится на шарик, начнет его кусать, впуская яд, обмотает шелком, отнесет в зону наблюдательного поста и здесь на протяжении часов не прекратит попыток сосать свою странную добычу. Все это выглядит как «тупость». Но правильно ли упрекать за ненужные действия того, кто поступает в полном соответствии с показаниями присущих ему органов чувств? Разве он поступает не естественно?
Этот опыт показывает, что, кроме осязания, в жизни наука важную роль играют также и вкусовые ощущения. За ними, видимо, остается последнее, решающее слово. Если нельзя говорить об уме паука-крестовика, то, во всяком случае, бесспорно, что он не лишен памяти. В этом можно убедиться с помощью простого и весьма наглядного опыта.
Паук отсиживается в своем убежище на краю паутины. В петли ловушки попалась муха, паук спешит к ней, хватает ее, кусает и, запеленав, уносит в зону наблюдательного поста и здесь подвешивает. За тот короткий промежуток времени, пока паук пристраивается поудобнее, чтобы спокойно заняться приемом пищи, вы - коварность исследователя-экспериментатора неистощима! - осторожно перерезаете нить, на конце которой висит завернутая в пакет добыча. Муха, конечно, падает на землю.
Будь паук совсем бестолков, ему достаточно было бы удостовериться, что никакой мухи в паутине почему-то нет, и он успокоился бы. Паук же приходит в возбуждение и, проявляя редкостное упорство, методически обследует всю паутину в поисках исчезнувшего корма. Сначала он один за другим потягивает и теребит расходящиеся от центрального поста радиусы ловчей сети. Но радиусы свободны, нигде нет никакой тяжести. Паук возвращается в свою засаду: не оставил ли он добычу там? Подвесил и забыл принести?.. Однако и здесь поиски безуспешны. Что такое? Паук возвращается на наблюдательный пост и снова теребит отсюда все радиусы, потом убегает к внешнему участку, к тому месту, куда попалась дичь, И все, разумеется, безрезультатно.
Только после всего, когда никакие поиски и проверки ничего не дали, паук перестает суетиться. Что поделаешь! Он принимается поджидать очередную жертву, он, сам оказавшийся на этот раз жертвой науки, лишившей его законной добычи, которую изловил по всем правилам врожденного искусства.
Песня паука-жениха
Весной и первые месяцы лета самцы паука-крестовика не обращают внимания на самок. Они строят для себя паутину и ведут самостоятельный образ жизни, растут, но не слишком увеличиваются в размерах. Даже полностью закончив рост, самцы все-таки гораздо мельче внушительных самок. У многих видов пауки-женихи кажутся рядом со своими невестами просто крошками. В этом уголке животного мира женский пол никак не назовешь слабым.
Когда лето близится к концу, самец-крестовик дожидается наступления красных дней и, бросив свое обиталище, отправляется бродяжничать в поисках невесты. В этой роли все существа стремятся показать себя с наиболее выгодной стороны и, всячески демонстрируя свои таланты и достоинства, пробуют очаровать избранницу. Павлин распускает ослепительный хвост, жаворонок высвистывает песенки, женихи некоторых бабочек распространяют выделяемый железами аромат, который привлекает невест. А паукам что делать? Их невесты глухи, плохо видят, обоняние у них не слишком острое. Потому-то жених и обращается к тому чувству, которое играет у пауков главную роль - к осязанию!
Обнаружив во время своих странствий паутину невесты, жених прикрепляет к ее паутине прочную нить и, выбрав по соседству надежную опору, пристраивается сбоку и принимается сотрясать нить. И в этом сотрясении нити, должно быть, звучит музыка, взывающая к особо чутким концам ножек. Так до избранницы доходит звонок, раздающийся у двери в ее жилье, и если она готова к венцу, то направляется к зовущей ее нити. Встреча с женихом происходит на «брачном мосту».
Вообще-то быть самцом у пауков не вполне безопасно. Когда жених приходит не вовремя, то невеста, более крупная и сильная, может схватить его и в два счета сожрать. Но если даже время визита выбрано счастливо и самка не возражает против знакомства, пауку все равно может не поздоровиться; драма будет отличаться от предыдущей разве только тем, что избранника съест не невеста, а супруга. У пауков-крестовиков такое поедание, не редкость. У некоторых пауков оно даже обязательно. Известны к такие виды, у которых женихи соблюдают редкий обычай: приближаясь к невесте, они подносят ей муху. Этот свадебный подарок и дает возможность жениху ускользнуть от опасности, не быть съеденным на послесвадебном ужине. (Обряд свадебного подношения наблюдается также и у хищных мух-толкунцов, которых пауки часто находят в своих ловчих сетях и поедают. Этот факт зарегистрирован многими натуралистами. Но как такая повадка возникает, никто пока не объяснил.)
Примерно в сентябре паучиха крестовика откладывает яйца, укутанные в ворсистую желтую ткань. Мать прячет пакет с потомством в укромное место. Первые ночные заморозки кладут конец существованию паучихи, а из яиц весной развиваются молодые паучки. Едва вылупившись, они уже ничем не отличаются от взрослых, кроме, разумеется, размера. Какое-то время паучья молодь еще растет за счет запасов питательного жирового тела (желтка), скрытого в их брюшке. Но едва паучки подросли, они переходят к тому же разбойному образу жизни, какой вели их родители, и целиком посвящают себя ему до конца лета, когда наступает пора продолжения рода и когда женихи отправляются бродить в поисках невесты, которой и вызванивают свою свадебную песню.
Ядовиты ли пауки?
Да, пауки бесспорно ядовиты. У всех рядом с острым зубцом верхних челюстей открывается выводной проток ядовитой железы. При укусе жертвы выделения этой железы изливаются в ранку, и схваченное насекомое погибает. Другое дело, способны ли пауки таким же образом причинять вред нам. В большинстве случаев нет.
Челюсти паука-крестовика, или домового паука, слишком слабы, ими не прокусить человеческую кожу. Если на каком-нибудь участке кожа тонка, последствия паучиного укуса оказываются не более тяжелыми, чем комариного. Нам нечего тревожиться: ни один из наших пауков не обладает ядом, который способен причинить нам серьезный вред. Не из-за чего, значит, и преследовать их как опасных животных.
Но только что вынесенный оправдательный приговор никак нельзя распространять на всех представителей рода. Укус одного из водящихся у нас водяных пауков вызывает довольно неприятное жжение. Итальянский тарантул (он относится к группе пауков-волков) тоже способен укусить человека, впрочем, последствия не бывают слишком серьезными. Пугающие сообщения средневековых летописцев о том, что люди, «ужаленные» тарантулом, приходят в крайнее возбуждение и скачут, и пляшут, пока не выбьются из сил и не упадут в изнеможении, - чистейший вымысел. (Некоторые авторы считают, что «тарантизм», о котором сообщают старые книги, был просто эпидемическим заболеванием.) Но укус бразильского паука-волка действительно опасен: на большой площади вокруг укушенного места ткани мертвеют.
(Имеются сообщения о том, что укус индийского паука Atrax robustus может привести человека к смерти. В Африке некоторые охотники смешивают яд паука пецилотерия барроуз соком определенных луковичных растений и затем применяют для отравления стрел.)
Есть повод бояться также пауков другого рода, чьи виды во множестве распространены но всему свету. На юге Франции и Италии живет охотник за кузнечиками - мальминьята, в Азии обитает близкий родич этого паука - «черный волк», а в тропической Америке - «черная вдова», чей укус вызывает у человека не только острую боль, но и лихорадку, потерю сознания и другие осложнения, в иных случаях даже смертельные. Однако ни одно из перечисленных созданий не нападает на человека как на добычу.
В зоологических садах Англии несколько раз заводили для показа публике пауков «черная вдова». Разумеется, их содержали со всеми необходимыми предосторожностями. Одно из правил содержания требует: в случае войны, когда сброшенная с воздуха бомба может смести все предосторожности и выпустить на свободу восьминогих, всех «черных вдов» следует заблаговременно уничтожать, не считаясь с тем, сколько стоила доставка из-за тридевяти земель этих опасных экспонатов.
Паутинный шелк
Уже свыше двухсот лет назад Французской Академии наук были предъявлены пара перчаток и пара чулок, связанные из чистого паутинного шелка. (Они демонстрировались как приложение к диссертации Бон до Сент Илера «О пользе паучьего шелка», представленной в 1709 г.) К еще более давним временам относится практиковавшееся в некоторых китайских провинциях изготовление платья из паутинного шелка.
(В дневнике исследователя Южной Америки Феликса Газера есть сообщение о том, что искусством ткать пряжу из паутинного шелка владели также некоторые племена обитателей Парагвая.)
Когда возникла мысль использовать для производства шелка железы паука, наиболее пригодными для задуманной цели были признаны крупные тропические пауки, в частности обитающий в Мадагаскаре и в восточных областях Африки так называемый «шелковый» паук. Его гнездо имеет в диаметре около двух метров, а расстояние между концами ножек взрослой паучихи достигает двенадцати сантиметров. Но этот великан паук выделяет шелковую нить сечением всего в семь тысячных миллиметра. Нет более тонкого натурального шелка, который находил бы применение в технических целях. Нить настолько тонка и легка, что если бы проложить ее по экватору вокруг Земли, то на это потребовалось бы всего два килограмма паутины!
Тот же паук обладает железами, которые производят и более грубые нити, тем не менее вполне пригодные для использования в пряже. Шелк пауков нисколько не уступает в крепости шелку, который мы получаем от гусениц шелкопряда. По гибкости он даже превосходит его. Ткани из паутинного шелка красивы и прочны. Конечно, если бы не их головокружительная дороговизна, они давным-давно вытеснили бы обычные шелковые ткани. (Паутинный шелк обходится в 10-15 раз дороже натурального.)
Выкормка гусениц тутового шелкопряда широко распространена во многих странах. В помещения, где содержат гусениц, так называемые червоводни, ежедневно с плантаций тутового дерева доставляют необходимое количество свежих листьев. Здесь поддерживают нужную температуру и влажность. Гусениц шелкопряда эти скромные заботы вполне устраивают. Чтобы содержать пауков, надо устраивать пауководни и ловить каждый день корм.
Охота на мух отнимала бы слишком много времени, кроме этого, пришлось бы еще собирать готовую паутину или коконы с яйцами, а также вылавливать взрослых самок и затем выматывать из них нить.
Возможно ли это? Оказывается, возможно и даже не представляет особых трудностей: собрав примерно две дюжины паучих, их прикрепляют в несколько рядов одну подле другой к рамке. Каждую привязывают за тонкую талию к краям дощечки, а сверху плотно прикрывают деревянной задвижечкой. Беспомощные, они вынуждены спокойно переносить даже прикосновение грубых пальцев к их паутинным бородавкам. При этом нить приклеивается к пальцам. Так ее и извлекают. Дальше все нити свиваются в одну и наматываются на медленно вращаемую катушку. Операция продолжается до тех пор, пока запасы шелка в паучихах не исчерпаны.
За один прием удается получать метров 300 нити. После этого подопытным созданиям предоставляют отдых, их выпускают на волю, но не навсегда. Спустя какое-то время их можно снова взять в работу и получить новые порции шелка. В конце концов после нескольких повторений из одной взрослой паучихи выматывают до двух километров нити. Продуктивность, что и говорить, изрядная. Но, к сожалению, на нее влияет слишком много причин. Поэтому платья из паутинного шелка останутся пока мало достижимой мечтой даже для самых капризных франтих.
Литература: Карл Фриш. «Десять маленьких непрошенных гостей», Москва, 1970
